валар и майяр
дивная статья о возможных особенностях физических воплощений валар и майяр.



Обыденное и непривычное в Арде и Амане
К среднеземским, и особенно валинорским, реалиям, не всегда следует подходить с нашими критериями разумности, естественности или привычности. Среднеземье полнится волшебством. И во всей Арде Толкина много чудесного: тёмные кристаллы с огнём внутри, поглядев в которые, можно за тысячи миль общаться мысленной речью или видеть происходящие события; белые деревья с золотыми листьями; звезда, после восхода которой бури уже не топили корабли, идущие на Запад; живые эльфы... Есть среди удивительного и недоброе: вулкан, засыпающий и просыпающийся по слову демона; Кольца, порабощающие волю и душу владельцев; призраки, наводящие на живущих ужас; гигантские пауки, поедающие людей как мух...

читать дальшеЭти чудеса не все собраны в какой-нибудь специальный зоопарк, открытый для посещений по пятницам, субботам и воскресеньям: они рассыпаны по миру. Бывает достаточно выйти за порог, чтобы прямо в родном Шире повстречать эльфов, идущих в Серые Гавани. Иной раз – прошагать несколько дней, чтобы столкнуться с умертвием в древнем кургане... Да, с умертвием, способным петь злые заклинания, светиться бледно-зелёным и шевелить длинными руками.

Иной раз в Среднеземье можно каждодневно сталкиваться с чудом, а считать его едва ли не за сорную траву: так было с Иорет и ателасом. Толкин описал мир, полный загадок и тайн, волнующий и неизвестный. Мир древний, не разложенный по полочкам, но скрывающий неведомое за любым случайным поворотом тропы. Там эльфы и люди ещё не возвысились надо всеми на недосягаемую высоту – и говорят с миром на равных. «Конечно, всё это начали эльфы – пробуждая деревья, и обучая их говорить, и узнавая собственную речь леса. Они всегда желали говорить со всем вокруг: таковы были эльфы в старину». А кто произносит эти слова? Огромный пастух деревьев, сам подобный дереву, с руками-сучьями, живущий многие и многие тысячи лет, способный пить воду корнями и ходить на далёкие расстояния, слушать лес – и говорить со смертными, имеющий силу в считанные минуты разрушить каменную кладку, как разрушают её веками вода и зелёные побеги...

Но при этом чудеса не очень-то навязываются обитателям мира. Они достаточно редки или привычны, чтобы их можно было не замечать: поэтому среди героев есть скептики, как эсгаротцы, не верящие бабушкиным сказкам о драконе, или Тэд Сендимен. Иногда, впрочем, к ограде какого-нибудь Бри выходят жуткие чудовища, обычно таящиеся в пустошах, и это заставляет отдельных персонажей пересмотреть картину мира.

Так обстоят дела в Среднеземье. То ли дело Валинор! Чудесное к востоку от Моря – обыденность к западу. Там собраны и продолжают жить древние звери, каких уже не увидишь в землях смертных... там не увядают цветы, и деревья не сбрасывают листья... оттуда принесены через Море многие из величайших и неповторимых сокровищ: таких, как Сильмарилли и Палантири.

О самом Валиноре сказано мало. Мы не смотрим на него «с близкого расстояния», как на земли, через которые идут хоббиты. Мы знаем лишь, что много там вещей невиданных; и знаем, какова периферия валинорского волшебства. Мы всё же наблюдаем самый край влияния тех, кто живёт за Морем – и видим орла с 55-метровым размахом крыльев, и пса, столь огромного и сильного, что на нём можно скакать верхом, и диковинных Пастырей Деревьев с семью пальцами на ногах, почти без шеи и более 4 метров ростом...

Нелепо ожидать от Амана и его обитателей, чтобы он отвечал нашим критериям домашнего уюта, нашим шаблонам привычного. Если мы взглянем в тексты, то увидим, что в Амане всё большое, даже горы – как хребет Пелори, самый высокий в Арде. У нас есть пример Орлов Манвэ, способных летать с такой ношей, как эльфы, люди, гномы. Есть Хуан, который нёс Лютиэн верхом. Энты – гуманоиды, конечно (строением они подобны людям, а вовсе не ожившим деревьям), но огромные и диковинные. А Белое Дерево из баллады «Имрам»? Это, по- видимому, Дерево Тол Эрессеа – Келеборн, сеянец Галатилиона, который сам был уменьшенной копией Тельпериона. Существуют две версии баллады, и в обеих Дерево описано как гигантское – неизвестной, запредельной высоты. Деревья Света были ещё выше; можно задуматься о габаритах айнур, собиравших росу Тельпериона.

Судя по одной из авторских правок в рассказе о Войне Гнева, валинорские формы айнур могли выглядеть в Среднеземье очень непривычно и устрашающе.

Общее представление о реалиях Амана проще почерпнуть из «Книги утраченных сказаний», где дистанция от рассказчика до айнур всё же короче. Там как о чём-то само собой разумеющемся говорится, что эльфы казались Валар восхитительно маленькими и изящными.

Если столь ранние тексты вызывают недоверие, можно обратиться и к материалам, написанным уже после «Властелина Колец». Текст «Истари», написанный, по оценке Кристофера Толкина, в 1954 году, проводит чёткое различие между внешностью истари и тем обликом, в котором Валар общались с эльфами в Первую Эпоху. Истари пришли в оболочках «слабых и скромных», «не являли открыто свою силу», им было «запрещено являться в величественных формах», и всё это были инновации, предназначенные для «исправления ошибок прошлого», когда Валар «пытались защитить и изолировать эльфов, являя перед ними всю полноту своих мощи и славы». Как видим, истари оказываются скорее анти-образцом в деле реконструкции облика валинорских айнур.

Тот факт, что «эльфийская» внешность была для них совершенно нехарактерна, можно установить и прямо из «Сильмариллиона». Так, с одной стороны, мы знаем, что в Валиноре, в отличие от Среднеземья, майар нередко показывались в зримом обличье. С другой стороны, «об Олорине эти истории не рассказывают... поскольку среди эльфов он ходил невидимым, или принимая такую форму, что казался одним из них». То есть майа Олорин (в будущем более известный как Гэндальф) в валинорский период не воспринимался эльфами, среди которых показывался, как майа – только потому, что выглядел эльфом! Это однозначно свидетельствует, что эльфы отличали воплощённых айнур отсебе подобных не потому, что знали их всех в лицо, а потому, что внешний вид fanar не оставлял сомнений в родовой принадлежности. Учитывая, что Олорин – майа Ирмо, специализирующийся на виде́ниях, сложно сказать, насколько в то время бывал эльфоподобен точный облик его fana, а насколько сходство обеспечивалось чарами.

Другим хорошим примером «обычного» для айнур (и это уже в конце Третьей Эпохи!) служит внешность Тома Бомбадила. При первой встрече хоббиты приняли его за человека, но сразу же усомнились: «в поле зрения появился человек, или таким он мнился». О чём это говорит? Хоббиты ничего не знают о майар! Большинство из них видели гуманоидов только в двух видах: таких же хоббитов и людей. Некоторые чуточку общались ещё с гномами и эльфами. Поэтому любое гуманоидное существо в одежде они поначалу постараются отнести к одному из этих классов! И отнесли: кем ещё быть Бомбадилу, если не человеком? Однако «особенности» его fana, по-видимому, достаточно велики, чтобы хоббиты совсем не были уверены, вправду ли перед ними человек – и усомнились сразу же, с первого взгляда.

Популярное мнение о полной антропоморфности айнур
Представление о полном сходстве айнурских fanar и тел Эрухини пустило глубокие корни в восприятии части читателей Толкина. Валар и майар Амана воспринимаются как «особенно красивые эльфы», хотя для этого и нет опоры в первоисточнике. Среди возможных причин можно предположить естественную склонность человека к антропоморфизму, недооценку различий в мышлении айнур и Эрухини 3), впечатление от внешности истари (как показано выше, совершенно неуместное для Валинора Первой Эпохи), и, не в последнюю очередь, литературное влияние «Чёрной книги Арды».

Примечание 3. У айнур такой склонности антропоморфизму нет! Даже если они стремятся воссоздавать облик Эрухини, это волевое решение, а не природно обусловленное тяготение к «наиболее естественному» или «единственно мыслимому» варианту.


И всё же, у нас убеждение в антропоморфности сильно́, и может породить возражения к данной реконструкции. Рассмотрим и постараемся отвести наиболее очевидные.

Валар хотели походить на Эрухини, и это им легко
Хотели – да, пожалуй. Об их мотивации уже было сказано – любовь к Детям Эру. Валар воссоздавали, в меру возможности, не только тела: они пытались копировать и образ жизни Воплощённых, как его представляли. Создали язык (валарин) – эльфийскому слуху его звучание было неприятно. Построили город (Валмар). Эльфы там не жили. Аулэ сковал для эльфов Куивиэнен мечи и другое оружие, но позже, в Валиноре, их пришлось переделывать. Даже скипетр Манвэ изготовлен руками нолдор.

Легко понять, отчего так: айнур не нуждались в самих телах, не то, что в предметах материальной культуры Воплощённых. В продумывании и сотворении Эрухини они не участвовали, поэтому их попытки «пожить по-эрухински» были основаны на догадках и представляли собой, по сути, род ролевой игры: их не направляло знание, не поддерживало понимание, не корректировала нужда.

Собственная материальная культура айнур по нашим меркам груба. Как, например, они понимают крепость? Как страну, ограждённую горами! А крепостную стену – как горный хребет! В результате Мелькор возводит Железные горы для обороны Утумно и Ангбанда, Мглистые горы для затруднения рейдов Оромэ, Валар поднимают стену Пелори для защиты Амана. Саурон, не в состоянии повторить подобное, ищет уже готовую территорию в кольце гор, чтобы превратить её в свой оплот. Как видим, гигантомания инвариантна для айнур – как тёмных, так и светлых.

Трудно ожидать от попыток воссоздания собственно hroar большей точности.

Как туманно отмечается в «Айнулиндалэ», формы айнур «происходят скорее из их знаний о видимом мире, нежели из мира как такового». Причём, как видно по той же цитате, образ Эрухини им приходилось воспроизводить даже без опоры на знание их природы, исключительно по памяти о Виде́нии – а память эта, как безжалостно отмечается в рассказе о первой встрече Оромэ и эльфов, мало отвечает действительному облику вещей и явлений, когда те наконец входят в развёртывающуюся историю мира. Поэтому для Валар всё, будто бы известное из Музыки и Виде́ния, в реальности предстаёт новым и непредсказанным.

Характерна попытка Аулэ изготовить Эрухини самостоятельно, приведшая к появлению гномов. По технической задаче она не отличается от сотворения антропоморфных fanar. Творящий субъект тот же – Вала. И, как отмечает сказитель, «Аулэ сделал гномов такими, какие они есть, потому что образ Детей, что должны были придти, был в его уме неясен». Но Аулэ, на минуточку – искусный мастер, вложивший всё старание и усердие в этот проект! Между тем, гномов ни с эльфами, ни с людьми никто не путал. Этот результат можно считать показательным и для точности Валар в конструировании fanar. Лучше всего Музыку понимал Улмо, а про его гуманоидное воплощение мы уже читали.

Надо думать, телесные оболочки других айнур ещё менее походили на людей и эльфов, чем гномы Аулэ и fana Улмо. Во всяком случае, когда Оромэ обнаружил квенди у Куивиэнен, их облик показался ему незнакомым – «неожиданным, превосходным и невиданным прежде»; а ведь те обличья, в которых Валар будут в дальнейшем общаться с эльдар, к тому времени уже были сотворены и ему известны (эти fanar созданы «после завершения демиургических трудов» – видимо, в начале Весны Арды).

Итак, точное повторение облика Эрухини не было для Валар лёгкой задачей – по двум причинам: во-первых, этот облик они представляли себе смутно, во-вторых, они привыкли к другим масштабам, и к тонкой, мелкой работе не очень-то способны. Это напоминает анекдот о ролевой системе D&D: чего не может сделать воин 144-го уровня с силой 20 и двуручным мечом? Он не может ранить хоббита.

Всё же толкинистам бывает трудно представить, что какая-то задача может оказаться слишком сложной для айнур: нам довлеет идея об их гипер-компетентности в любых вопросах – вообще говоря, не опирающаяся на текст, но скорее вчитанная в него. Приведём, для острастки, пример вопиющей некомпетентности айну вне сферы его специализации: по экспертному мнению Гэндальфа (тоже айну) Том Бомбадил может принять Кольцо Врага, если «все свободные народы станут просить его об этом», но не поймёт, зачем это нужно, и вскоре потеряет Кольцо или выбросит. Если бы кто-нибудь из нас, смертных, отнёсся таким образом к просьбе всех свободных народов, и не сумел понять, что за нужда у них просить, такого человека сочли бы недееспособным. А ведь речь идёт не о безделице, но о проблеме, угрожающей и самому Бомбадилу: по мнению Глорфинделя (видавшего и светлых, и тёмных айнур во всех видах), Бомбадил не выстоит перед завершающим натиском Саурона, когда будет побеждён остальной мир. Но Бомбадил не понимает проблемы, хотя сам не свободен от неё: видимо, таких проблем он просто не умеет решать – его роль в Музыке была иной. И это не делает его глупцом! По-своему, по-айнурски, он очень умён – Гэндальф, разбирающийся в таких проблемах отлично, перед уходом за Море ищет долгой беседы с Бомбадилом, в которой они многое смогут сказать друг другу. Вероятно, у Гэндальфа иная специализация (ср. «Айнулиндалэ»).

Отсюда видно: ум Эрухини и айнур невозможно сравнивать напрямую: даже мудрейшим майар могут быть недоступны понятия, очевидные и элементарные для эльфов и людей.

Неполное сходство с Эрухини противоестественно!
О, да, эффект «зловещей долины». Слыхали. Но это верно только в наших глазах. Нет никаких причин думать, будто фактический внешний облик Эрухини представляет собой некий фундаментальный закон мира, будто он может быть только таким и никаким иначе. Принял же Эру гномов. Мы сами болезненно переживаем «нечеловечность», как воспринимаем то, что слишком похоже на нас, чтобы считаться Иным, но слишком отличается, чтобы быть «нами». Не нужно приписывать того же комплекса мышлению айнур.

Внешность эльфов и людей не прошита в физику Арды, она не является неким самопритягивающим естественным эталоном, нахождение которого было бы естественно и неизбежно для всякого ищущего. Пример Аулэ говорит как раз об обратном. Заранее конструируя гуманоидные fanar, айнур могли опираться только на память о Виде́нии и общебиологические познания. Но последние дают достаточно хороший разброс вариантов: ведь в Арде, как и на Земле, обитало немало существ, внешне сходных с Детьми Единого. Мы знаем это, т.к. во «Властелине Колец» употребляется слово “apes” (высшие человекообразные или собакоголовые обезьяны). В этой книге Толкин был очень аккуратен с лексикой, и если в речи орков и мыслях роханцев используется такое понятие, это означает, что и сами животные в Среднеземье обитали. В «тёмных лесах Юга», да.

Поэтому создать fana как «что-то человекообразное» – задача реальная. Как «точное подобие» внешности Эрухини – почти неподъёмная: успех может быть лишь случаен.

Кроме того, мы не знаем, стремились ли айнур к действительно точному воспроизведению hroar. Наводит на размышления уже тот факт, что истари по всем источникам придана форма именно «людей» (а не «эльфов»), тогда как вид обитателей Валинора описан абстрактно как подобный внешности «Детей Илуватара». Видимо, отсутствие таких тонких дефиниций, как в случае истари, говорит о том, что подобие достигалось вчерне, и задача так и ставилась.

В «Книге утраченных сказаний» упоминаются, например, оаритси – русалки, и их королева Солорэ/Онен (прообраз Уинен). Чем русалки (телесно) – не подобие Детей Единого? И почему от других айнур нужно ожидать чего-то большего?

Мышление айнур отличается от нашего! Если бы внешность Эрухини была для них наиболее естественна, то именно в неё они и переходили бы по умолчанию. Но вместо этого, когда Валар облекаются в собственные мысли, они становятся видимы в формах «величественных и ужасных». Невольно вспоминаются виде́ния пророка Иезекииля.

...И если наш собственный облик кажется нам «естественным», то айнур он представляется странным и удивительным – как в Виде́нии, так и в живой природе. Даже то частичное сходство с Эрухини, которого они достигают – искусственно, и не отражает их подлинную природу.

Можно возразить, что если эльфы писали о красоте Валар, то значит и эффекта «зловещей долины» при общении с ними не возникало. Но тонкость в том, что эльфы лучше людей видят в Незримом, и мы не можем утверждать, что данный эффект им хоть сколько-нибудь знако́м.

Между тем, нам в общих чертах известно, что происходит, когда айнур «повторяют» в своём облике какие-нибудь настоящие животные или растения – fanar, как правило, ярко выделяются среди «образцов». Яванна принимает вид огромного дерева «под небесами» (видимо, возвышающегося над всеми элементами окрестного ландшафта), «коронованного Солнцем» – так что эльфы сразу видят: перед ними не дерево, а Валиэ. Тхурингветиль, «летучая мышь-вампир» – поистине гигантская, в её шкуру потом смогла облачиться взрослая эльфийка! А ещё у этой fana – железные когти. Чёрные волки-оборотни – потомки Драуглуина: «волки» с ядовитыми клыками, и очень крупные – вплоть до Кархарота, к морде которого Берен поднимает руку. Гигантский волкодав Хуан. Шелоб и огромные пауки Темнолесья – потомство Унголиант – сильно они похожи на пауков настоящих? Думаю, закономерность уже чувствуется... Наконец – «великие орки». Предполагая, что Мелькор внедрил в среду орков множество воплощённых меньших духов, принявших сходное телесное обличье – как специальных агентов, шпионов и лидеров – Толкин пришёл к выводу, что такие оркоподобные майар выглядели как орки, но крупнее и ужаснее – в такой мере, что эльфы и люди выделяли и различали их как «великих орков», и отслеживали их появление в битвах спустя сроки, превосходящие продолжительность человеческой жизни.

Естественно ожидать подобного и при воплощении айнур в «людей» или «эльфов».

Исправить fana легко, айнур должны были это сделать!
Вряд ли. Никому они ничего такого не должны – даже само их облачение в формы, напоминающие тела Детей Единого, это их личная инициатива, а не служба. Некоторые майар, такие как Торондор, Хуан или Нахар, и вовсе избрали зооморфный облик (если кто-нибудь не уверен, что вышеназванные – майар, то по крайней мере в отношении Торондора и других Орлов Манвэ в этом можно убедиться по «Сильмариллиону»).

Кроме того, менять fana не так легко, как можно было бы подумать. Это возможно – но требует труда и сопровождается ограничениями. Так, мы ни разу не видим «модификации» уже существующего и «надетого» fana – только избавление от одного и переход в другое. Тот факт, что эльфы вообще взялись описывать «внешность» Валар, красноречиво свидетельствует, что бо́́льшую часть времени те пребывали в одном и том же избранном облике. Мы никогда не сталкиваемся с конструированием fanar «на ходу» – если айну обретает тело «в кадре», такой процесс либо протекает медленно и мучительно, либо означает возвращение в облик, уже надевавшийся раньше (Саурон в сражении с Хуаном, Мелькор при встрече с Унголиант).

Однако «сбрасывание» и «надевание» fana – тоже процесс энергетически затратный. Мелькор прибегнул к этому приёму, чтобы спастись от погони и пробраться в Аватар; но если бы это было легко, не было бы никакого смысла воздвигать Мглистые горы против Оромэ – Охотник просто развеивал бы fana перед преградой и заново надевал после.

Наконец, если эльфов устраивало общение с Валар такими, какие они есть, то в чём резон что-то менять и добиваться полного эльфоподобия? Вводить эльфов в заблуждение?

Более того, раны, причинённые fana, могут так глубоко отразиться на состоянии духа айну, что воспроизводятся в следующем воплощении. Так, хотя Исильдур срубил палец Саурона в конце Второй Эпохи, и дух Врага покинул оболочку, впоследствии Голлум видит девять пальцев уже на новом теле Саурона – в конце Третьей Эпохи.

Другой формой зависимости и предрасположенности при создании fanar эльфы считают природную склонность айнур воплощаться в тела того или иного пола – склонность, присущую их духу неотъемлемо и проявляющуюся в любом «одеянии». Непонятно, способна ли Яванна принимать облик обоеполых растений, а прочие Валар – каких-нибудь примитивных бесполых животных – или гермафродитов; возможно, автор не задавался этим вопросом.

Итак, «свобода манёвра» айнур при смене fana ограничена, а мотивация «исправления» любимых гуманоидных оболочек на какие-нибудь повышенно антропоморфные, действительно неотличимые от настоящих эльфов или людей – неясна.

Случаи точного воссоздания hroar Эрухини опровергают всё это!
Известны примеры очень точного воссоздания вида и даже устройства hroar силами айнур. Но, перечислив их, мы легко увидим, что все эти немногочисленные частные случаи объясняются каждый особыми обстоятельствами, и не образуют закономерности.

Во-первых, Олорин в Валиноре, притворявшийся эльфом. Нет причин думать, будто истинно эльфийской была, хотя бы внешне, его fana: в силу специализации он вполне мог поддерживать иллюзию сходства посредством чар.

Во-вторых, Мелиан. Невозможно сомневаться, что в Дориате майа Мелиан носила оболочку, фенотипически и генетически совместимую с эльфийскими hroar. Хотя впоследствии её потомки демонстрировали особые признаки, качества и способности, несвойственные другим эльфам и людям, так что соответствие не было полным. Толкин отмечает, что это наследие может сказываться даже в Арагорне, отделённом от Лютиен многими десятками поколений.

На что стоит обратить внимание? В «Сильмариллионе» говорится, что данную форму Мелиан приняла из любви к Элу Тинголу. Хотя найти эту фразу в черновиках Толкина- старшего не удалось, Кристофер неплохо разбирается в легендах отца, а сказание о Берене и Лютиен ему доводилось не раз слышать в устном пересказе. Если утверждение в его тексте верно, это означает, что на момент встречи с будущим супругом Мелиан носила другую fana. Разумно предположить, что «эльфийское» тело она сконструировала до совместного возвращения к телери. И тогда мы обнаруживаем, что между верхней и нижней границами периода, когда новое fana было создано, Мелиан не занималась никакой разнообразной деятельностью; зато всё это время (22 года Деревьев, т.е. почти 211 лет в пересчёте на годы Солнца) они с Тинголом стояли, не двигаясь и не произнося ни слова, пока леса Нан Эльмот не выросли над ними, тёмные и высокие. Как известно из «Серых Анналов», Эльвэ вернулся к своему народу практически сразу после пробуждения из его «долгого транса». Но тогда весь более чем двухвековой период оказывается однороден, и за отсутствием в нём внутренних хронологических границ, естественно считать, что процесс построения «эльфийской» fana занял всё это время. Я рискну утверждать, что этот труд Мелиан – научный подвиг, который оказался бы невозможен, не будь у неё под руками образца настоящего эльфийского hroa. Более того, выражения «Серых Анналов» заставляют думать, что облик Эльвэ изменился тоже – в частности, у него стали ярче светиться глаза, и значительно увеличился рост, так что он стал (как известно из разных упоминаний) самым высоким среди Эрухини, и начал походить внешне на владыку майар. Выводы делайте сами.

В-третьих, Валар в Амане восстанавливали hroar погибших эльфов. Но, читая «Атрабет» внимательно и со всеми сопутствующими текстами, мы обнаруживаем, что Эру дал Валар специальное позволение на такие манипуляции, когда Манвэ обратился к нему с сомнениями о судьбах эльфов, чьи тела были разрушены. Мало того: Манвэ посчитал задачу воссоздания hroa непосильной для Валар, и Эру пришлось специально обучать его ноу-хау. Ларчик открывается просто: fea содержит полный отпечаток «памяти» о hroa, исчерпывающе описывающий последнее (прежде Манвэ этого не знал), и Валар остаётся лишь организовать материю в соответствии с этим – готовым – отпечатком. Это не требует понимания или искусства.

В-четвёртых, известен случай, когда вече людей в Эстоладе приняло лазутчика Моргота за человека, Амлаха сына Имлаха. Но у нас нет никаких причин полагать, будто данный умайа действительно реконструировал внешность конкретного человека ради одной короткой речи. С тем же успехом могли применяться маскирующие чары наподобие финродовых.

В-пятых, истари. О них уже многое сказано выше. Добавлю лишь, что ко времени снаряжения истари за плечами Валар уже была обширная практика восстановления hroar эльфов, Мелиан с её уникальным опытом уже вернулась вАман, а под скалами Калакирьи находилось множество образцов человеческих hroar.

Последние возражения
В одном из писем Толкин уподобляет форму Саурона в конце Третьей Эпохи – человеческой, только бо́льшего, чем у людей, телосложения (однако «не гигантского»). Речь о пресловутой «ужасной» fana. Но, собственно... если читать именно то, что написано, а не то, что хочется увидеть, «новостей» не обнаружится: Саурон «ужасен», его физическое присутствие увеличивает источаемые мощь и ужас, тело превосходит габаритами человеческие, выходит за границы видовой нормы. «Не гигантское» – ну да, вероятно, положить человека в карман или даже заплечный рюкзак Саурон не может.

Интереснее то, что сообщает здесь Толкин о прежнем fana Саурона (до гибели Нуменора). В то время он ещё был способен как-то прятать своё могущество («как Гэндальф?»). Не совсем как Гэндальф... может быть, сходно по методу, но не по результату: ведь истари, как мы видели, совершенно походили на людей, и им было вовсе запрещено являть своё айнурское величие, а Саурон и в «прекрасном» обличье представал «фигурой» (а не «человеком» или «эльфом»), причём фигурой «доминирующей», с «телом огромной силы» и «предельно царственной» манерой держать себя. На Гэндальфа не похоже... видимо, для пребывания в Эрегионе и Эленне Саурон ориентировался на привычный нолдор облик валинорских майар. А позже, в квази-«человеческом» теле, он, по словам автора, ещё хуже скрывал айнурскую мощь.

Любопытная деталь: руки Саурона в «ужасном» облике обладали такой температурой поверхности, что их прикосновение (возможно, относительно продолжительное, не мимолётное – но всё же не слишком долгое) было способно убить эльфа.

Наконец, такое же замечание «против гигантизма» есть и о Валар – в примечаниях к сборнику стихов «Бежит дорога всё вперёд»: «являлись как существа грандиозного (но не гигантского) телосложения». Увы, трудно понять, где проходила для Толкина граница между«грандиозным» и «гигантским». Считаются ли гигантскими «башни» fanar Улмо и Моргота? Фангорн, 4,2 м ростом или выше – не «гигант», он просто «крупный» (large). 40-метровая (как минимум, а скорее 46-ти) fana властелина Ангбанда, принятая Мелькором в Аватаре, тоже не названа «гигантской» – всего лишь «высокой» (tall). Видимо, она выше его «красивой» валинорской fana, и выше обычных fanar других Валар в Амане – но сравнима, находится в той же категории. И даже гуманоидные формы Валар были, судя по сноске, отчасти «нечеловечны».